По этой причине Россия подвергнута целому ряду крайне жестких санкций развитых стран и будет нести экономический ущерб. Одно лишь это обстоятельство уже означает серьезные экономические трудности для Беларуси ввиду ее тесной связи с российской экономикой.

Однако для нашей страны положение дел еще печальнее. Причастность к российской «спецоперации» кратно усугубляет ситуацию.

Во-первых, санкции, связанные с войной, коснулись и Беларуси. Правда, пока они несколько менее жесткие, чем в отношении России, но ожидаемый ущерб от них весьма значителен. Более того, велика вероятность, что в отношении Беларуси санкции будут ужесточаться.

Во-вторых, исходный эффект санкций многократно усиливается катастрофическими имиджевыми потерями Беларуси.

В-третьих, условия новой реальности накладываются на изначально крайне зыбкую почву в национальной экономике. При крайней хрупкости ценовой и финансовой стабильности перспективы роста еще до всех обстоятельств, связанных с военными действиями, были довольно скудными.

Наконец, в-четвертых, пока видится очень мало путей, которые позволили бы улучшить ситуацию. Из широкого спектра реалистичных опций к улучшению может привести лишь демократизация страны, политические изменения и отказ от предоставления территории и инфраструктуры для использования Россией. Прочие опции практически наверняка приведут к тому, что шок для белорусской экономики станет не только масштабным, но, перманентным. В этом случае Беларусь попадает в принципиально новые для себя условия, своеобразную новую нормальность.

Все это дает основания полагать, что страна находится на начальной стадии самого тяжелого в своей новейшей истории экономического и финансового кризиса. Но к словам «экономический и финансовый кризис», «инфляция», «девальвация» и другим подобным белорусы уже в определенной степени привыкли. Важно понимать, о какой потенциальной глубине кризиса и его продолжительности идет речь, в какой мере сложившиеся обстоятельства детерминируют дальнейший ход экономических событий, а в какой на него еще можно повлиять, какие вопросы сегодня являются ключевыми для экономических перспектив.

Что сейчас происходит в экономике Беларуси

Российское вторжение в Украину запустило целый ряд событий и процессов, которые создают новую нормальность для белорусской экономики. Главными из них являются: разрушение отношений с Украиной, экспортные санкции, финансовые санкции, транспортные и логистические барьеры, бурный рост негативных ожиданий, репутационные потери (и белорусского бизнеса, и Беларуси как места для бизнеса).

Для упорядочения происходящего в одной системе координат и оценки потенциальных последствий события и процессы уместнее рассматривать с несколько другого ракурса — с оценки их роли в генерировании шоков для национальной экономики.

Первым и наиболее очевидным является шок спроса. Его ключевая составляющая — экспортное сжатие. В дополнение к нему с уверенностью можно вести речь о шоковом сжатии элементов внутреннего спроса — инвестиционного и потребительского.

Потенциальный масштаб экспортного шока — около 40 % всего экспорта. Он складывается из шести элементов. Во-первых, прямые экспортные санкции ЕС и Великобритании. С учетом старых санкционных пакетов сейчас под санкционными ограничениями этих стран находится около 20 % всей традиционной экспортной корзины.

Во-вторых, практически неизбежным видится обрушение экспорта в Украину. Первичная оценка потенциального масштаба этого шока — около 10 % всего экспорта. Украина традиционно была вторым по важности торговым партнером Беларуси, причем в последние годы поставки туда росли очень динамично, в том числе и за счет перенаправления подсанкционных товаров, которые не могли быть поставлены в ЕС. В 2021 году 13,6 % всего белорусского экспорта было направлено именно в Украину, и сейчас можно ожидать быстрого его проседания едва ли не до нуля.

В-третьих, просядет и экспорт в Россию. В данном случае исключительно по экономическим причинам, ввиду сжатия российской экономики. С учетом того, что значительная часть белорусской экспортной корзины в Россию составляют инвестиционные товары (от них в плохие времена отказываются в первую очередь), то чувствительность белорусского экспорта к экономической активности в России очень высока. Исходя из доли экспорта в Россию (свыше 40 % всего экспорта) и посылки о десятипроцентном сжатии российской экономики, потенциал соответствующего экспортного шока составляет около 5 % всего экспорта.

Наконец, есть еще три фактора, в отношении которых дать даже приблизительные оценки пока трудно из-за их неэкономической природы и уникальности. Речь идет о самоограничениях контрагентов (например, отказ от белорусских товаров из-за нежелания рисковать своей репутацией), транспортных и логистических барьерах (сбои из-за войны, санкции, самоограничения), финансовых санкциях. На начальных этапах кризиса именно эти механизмы оказываются наиболее чувствительными для сжатия экспорта (особенно финансовые санкции). С некоторым лагом, до двух-трех месяцев, можно ожидать, что к ним подключится и первая тройка, эффект от которой будет еще мощнее.

Масштабный шок внешнего спроса практически наверняка будет сосуществовать и со сжатием внутреннего спроса. Вопреки тому, что инвестиционный спрос проседает (с некоторыми всплесками) уже десятый год кряду, ему еще есть куда сокращаться. Из-за массового ухудшения перспектив и ожиданий (более актуально для частного сектора), вынужденного отключения административных рычагов инвестиционного процесса по причине перестройки на философию выживания (более актуально для госсектора) наиболее консервативная оценка потенциала сжатия инвестиционного спроса составляет около 10 % от его величины в 2021 году. В отношении потребительского спроса, на фоне сжатия доходов и ухудшения настроений и ожиданий, даже консервативная оценка потенциала сжатия также значима — около 5 %.

Вдобавок к шоку спроса одновременно происходит и масштабный шок предложения. Его ключевым механизмом являются транспортные, логистические и финансовые барьеры, которые «выбивают» промежуточный импорт, стопоря тем самым производственный процесс. Помимо этого, напрямую по предложению бьет новая волна эмиграции (приводит либо к выпадению рабочей силы, чаще всего в самых передовых отраслях, либо вообще связана с релокацией бизнеса в целом) и добровольное замораживание/сворачивание бизнеса. Последнее может иметь место, например, из-за неготовности брать на себя новые риски, желания зафиксировать имеющуюся прибыль, дезориентации в перспективах.

Наконец, комплект шоков дополняет широкая группа номинальных и финансовых шоков. Главными из них являются ценовой шок и шок обменного курса. Они возникают ввиду комбинации разных видов санкций (экспортные, финансовые, транспортные), что задает новые равновесные уровни соответствующих переменных. Причем эти шоки пока успели проявиться лишь незначительно. Основной их удар экономике еще предстоит ощутить.

Важную роль сразу на начальном этапе играет также шок в предпочтениях валютной ликвидности, что очень быстро обусловило ее схлопывание в банковской системе. С некоторым лагом нам еще предстоит столкнуться с влиянием более широкого спектра номинальных и финансовых шоков: инфляционных и девальвационных ожиданий, качества активов и платежеспособности банков, финансовой позиции фирм, фискальным шоком.

Ожидаемые последствия

На сегодняшний день мы имеем сочетание практически полного комплекта реальных и номинальных шоков. С точки зрения типологии шоков это наихудшая из возможных комбинаций. Одно лишь сочетание шока спроса и предложения обычно приводит к масштабному и длительному проседанию выпуска, сопровождаемому инфляцией. В нашем случае, ввиду наличия «в комплекте» номинальных и финансовых шоков, наиболее вероятный исход — глубокое проседание выпуска и доходов, снижение занятости, сопровождаемое инфляцией, обесценением обменного курса, финансовой дестабилизацией, перерастающей с высокой вероятностью в полномасштабный финансовый кризис.

Для более глубокого понимания новой реальности важна ее «оцифровка». Но важно понимать, что в процессе развития кризиса экономика будет проходить через ряд развилок. Различные решения на таких развилках могут приводить к отличающимся траекториям. Кроме того, пока еще сохраняются немногочисленные возможности хотя бы частично купировать исходные шоки. Поэтому на данном этапе пока мало смысла вести речь о прогнозах, но вполне целесообразно и возможно «оцифровать» сценарии.

Если в такого рода «оцифровку» заложить предпосылки о шоках, описанные выше, то перспектива складывается очень печальная. Она предполагает проседание ВВП примерно на 20 %, снижение реальных зарплат примерно на 15 % (а в долларовом эквиваленте снижение с 560 до примерно 330 долларов), рост безработицы до 8 %, ускорение инфляции примерно до 40 %, обесценение белорусского рубля почти в 2,5 раза, до 6,3 рубля за доллар. При указанном сценарии эти цифры в грубом приближении хронологически можно ассоциировать с перспективой на 2022 год. Со спадом такого масштаба Беларусь не сталкивалась с 90-х годов.

Кроме того, этот спад делает практически неизбежным одновременный срыв в глубокий финансовый кризис. При таком экономическом спаде значительная часть заемщиков будет не в состоянии исполнять свои обязательства перед банками (и перед правительством). Соответственно, на повестке дня быстро материализуется порочный круг неисполнения финансовых обязательств. Это, в свою очередь, может подтолкнуть новую итерацию спада.

Повестка для экономической политики

Понимая потенциальный масштаб угроз, логично будет задаться вопросом: а можно ли эти угрозы отвести или хотя бы смягчить? Наличие в распоряжении инструментов экономической политики обычно позволяет дать хотя бы частично утвердительный ответ на этот вопрос. Но в нашем случае возникает много деталей, в которых, как всегда, кроется дьявол.

Во-первых, арсенал стандартных инструментов экономической политики чрезвычайно скуден. Имеющиеся в наличии ЗВР (около 8,3 млрд долларов) и рублевые депозиты правительства (около 4 млрд рублей) не могут покрыть все формирующиеся реальные и финансовые бреши. Возможности фискальной политики практически истощены. Монетарная политика на фоне негативных ожиданий, системных изъянов финансового рынка также очень ослаблена.

Во-вторых, даже в отношении имеющихся буферов велики риски в возможности их задействования. Например, сегодня широко обсуждается перспектива блокировки значительной части ЗВР Беларуси по аналогии с Россией. Отсюда следует важный вывод: запас прочности и возможности смягчения шоков на основе стандартных инструментов чрезвычайно малы. В лучшем случае они могут лишь замедлить и растянуть развитие кризисных явлений.

Осознавая это, нынешние власти пытаются найти «нетривиальные» решения для купирования шоков. На практике это сводится к тривиальному — к попытке получить различные формы поддержки от России (инструменты продвижения экспорта в Россию, удешевления входной цены российских энергоносителей). В некотором смысле, исходя из краткосрочных экономических перспектив, такие шаги могут казаться логичными. Но важно то, что, даже если эти попытки окажутся успешными, они в лучшем случае смогут лишь немного снизить масштаб угроз по реальным показателям (ВВП, доходы) и частично заткнуть финансовые бреши.

Технически такую логику поведения можно охарактеризовать как попытку подавить зачатки кризиса, не давая ему расползтись по многим экономическим фронтам. Подобным образом они вели себя и в начале пандемии ковида. Тогда эта логика дала определенные результаты, но произошло это потому, что экспортный шок быстро завершился. Сейчас же перспективы быстрого завершения шоков очень слабы, а «нетривиальные» решения ограничены по масштабу и продолжительности воздействия.

Поэтому вопреки бравурным заявлениям кризисные явления в экономике будут множиться. И возникнут те самые многочисленные экономические фронты, появления которых нынешние власти стремятся избежать. На этом фоне, полагаю, очень скоро власти будут вынуждены признать невозможность подавления кризиса в зародыше и определения для себя приоритетов. Например, в отношении того, что является для них более значимой проблемой — сжатие выпуска или финансовый кризис — и для каких целей в первую очередь должны использоваться имеющиеся ресурсы и ориентированы задачи политики.

Пока, полагаю, еще сохраняются некоторые возможности избежать полномасштабного финансового кризиса и умерить инфляционно-девальвационную перспективу, приняв как неизбежное спад выпуска (купируя его по мере возможности). Желание по-прежнему сохранять хорошую мину при плохой игре делает все более вероятным самый плохой сценарий: глубокий и длящийся спад, интенсификация инфляционно-девальвационной спирали, полная дезорганизация финансовой системы.

Дмитрий КРУК, «Белорусы и рынок»

ThinkTanks.by может не разделять мнение авторов исследований и публикаций.